Poly&Pro – сообщество специалистов полимерной отрасли, где можно найти
ответы или поделиться опытом!
ответы или поделиться опытом!
Юрий Петрович Ложечко. Часть 1
«Я люблю решать сложные задачи и стремлюсь быть первым»
Мы продолжаем нашу серию про жизнь замечательных людей из полимерной отрасли. Из интервью с Технологом с большой буквы, Мастером литья под давлением пластмасс, автором трёх книг, множества статей и изобретений, редактором журнала, Юрием Петровичем Ложечко вы узнаете о его детстве, прошедшем в Улан-Удэ, Германии и Ленинграде, о научно-исследовательской деятельности, о семье, азартности и других ярких чертах его характера.
Беседа получилась долгая, потому что интересная, и мы решили обнародовать результат без сокращений – уж очень сложно выкинуть слова из песни. Разместим интервью с Юрием Петровичем в 3 частях, а в конце интервью приведём его краткую автобиографию.
ЧАСТЬ 1
- Вы родились в Чите – очень холодно там было? Что Вам запомнилось из детства?
После победы над Японией в 1945 году мои родители, офицеры – участники ВОВ вместе с полком были расквартированы под Читой. Папа в полку весь день, на службе, мама по окончании войны продолжала служить врачом в медчасти полка вплоть до моего рождения в 1946 году. Чита мне особенно не запомнилась, поскольку родители уехали из нее когда мне было два года.
А вот Улан-Удэ я уже, конечно, помню, в нем у меня много родственников по маме (Баранниковой Устине Васильевне). В 50-60 –х годах мой дядя Баранников Иннокентий Васильевич - Министр просвещения Бурятии, позже - академик Академии Педагогических наук СССР. Его сын и мой двоюродный брат Баранников Виллингтон выпускник МВТУ им. Баумана, Заслуженный мастер спорта, обладатель Кубка мира по боксу, чемпион Европы 1965 года, серебряный призер Олимпийских игр 1964 года в Токио. Двоюродная сестра Протасова Лариса - балерина, закончила Вагановское училище, Народная артистка Республики. Мой двоюродный дядя Убеев Вадим Прокопович – Мэр г. Улан-Удэ и Председатель Госплана Бурятии в 70- 80-х годах. Моя тетя Баранникова Елизавета Васильевна – доктор филологических наук, профессор Улан Удэнского университета.
В Улан- Удэ я жил лет до 8. Как и все послевоенные дети мы не были избалованы конфетами, игрушками, самое большое лакомство когда по воскресеньям родители покупали нам ром-бабу. Там жарко летом, зимой очень холодно, до минус 30-35 градусов, зато сухо и солнечно. Запомнилось, что зимой на рынке молоко продавалось из мешка на палках в замороженном виде - как эскимо. А летом на речке очень горячий песок – босиком по нему ходить было совершенно невозможно.
- Потом Вы переехали в Германию?
- За ботинки, наверное, доставалось от родителей?
- Сначала ботинкам доставалось, а потом нам, за эти ботинки. Такая жизнь, мячей не было в то время. Не знаю, общее состояние такое было, или у нас семья не очень обеспеченная, мама не работала – по её специальности в полковой медсанчасти там не было такого профиля, да и брат Виктор был маленький.
- Когда Вы переехали в Ленинград?
- Какие воспоминания у Вас сохранились о школьных годах?
- В Ломоносове прекрасное времяпрепровождение летом, когда каникулы, потому что там большие, прекрасные парки, и мы ватагой на велосипеды сядем и гоняем человек по пять- десять. Тут же купание, и грибы, за парком леса начинаются, оставили велосипеды и пошли грибы собирать. Сейчас парк там отремонтировали, Китайский дворец, в Меншиковском дворце музей, а раньше там НИИ морской был, после войны вплоть до 80-х годов, сейчас парк привели в порядок, посадили растения, установили скульптуры, планировка напоминает Версаль. Каждый год мы бываем там, прогуливаемся, вспоминаем места. Помню, там, в Ломоносове, как-то снимали фильм «Кортик», и вот мы все мальчишки за забором встанем - нам же интересно… В нижнем парке тогда был стадион с дорожкой, где мальчишкой я стал первым на соревнованиях по велосипеду на «Орленке». В восьмом классе на Всесоюзном туристском соревновании-слете, который проходил в Ульяновске наша сборная команда школьников Ленинградской области, в которой меня назначили капитаном выступила довольно успешно. Во время соревнований я избрал нетривиальную тактику не бегать по азимуту через лесную чащу и болота, а, хорошо ориентируясь по карте, быстро бежать по дорожкам, просекам и тропинкам, в результате мы вышли в призеры. Все годы учебы в Ломоносове я дважды в неделю на электричке ездил один в Ленинград на занятия в музыкальную школу и дважды в неделю на тренировку по легкой атлетике в Ломоносове, и то, и другое мне нравилось и там, и там были определенные успехи.
- А какие предметы у Вас были любимые в школе?
- Как Вы выбрали вуз и специальность?
- Какие предметы Вам легко давались в институте?
- Расскажите о подготовке Вашей диссертации.
- В институте последние два курса - это уже в основном была специализация по кафедрам, допустим, рабочие органы оборудования по переработке пластмасс, или технологическая оснастка, или основы прочности машин по переработке пластмасс. Когда институт закончили, а у нас одновременно выпускались две группы, человек по 22-25 в каждой. И многих из нас на кафедре оставили, видимо заведующий профессор Мирзоев Р.Г. договорился, а кафедра молодая, нуждалась в младшем персонале преподавательском, ассистентах. И человек 10-12 от этих двух групп остались после выпуска на кафедре в разных ипостасях. Я сразу в аспирантуру поступил. Мне повезло - я к тому времени параллельно с институтом закончил Государственные курсы иностранных языков и уже прилично знал английский, а другие ребята немножко засиделись на старте, но потом через год-другой нагнали. Кто-то работал инженером на кафедре, кто-то ассистентом, но в итоге все, кто остались на кафедре, в течение 5-8 лет защитились. Но мне легче было, потому что я закончил аспирантуру и занимался только своей диссертацией, а многие занимались какими-то кафедральными делами и между делом - диссертацией. Диссертация у меня была по теме «Исследование остаточно-напряженного состояния отливок из пластмасс на примере литья под давлением полистирола». Тему я сам себе выбрал, её утверждали на кафедре и на ученом совете, и там засомневались, что я выполню работу за три года. Кто-то сказал, мол - он сам выбрал, ну провалится и провалится. Мне мешать не стали, и я этим занялся. Тема действительно методически сложная, потому что там нужно измерять очень малые деформации на уровне микронов.
Мне необходимо было спроектировать и собрать две установки : первая на базе червячной литьевой машины для литья деталей - образцов, оснащенной системой электронных датчиков и записью технологических параметров и вторую - измерительный комплекс малых деформаций литьевых деталей-образцов с использованием тензометрии и бесконтактного оптического измерителя малых деформаций микронной точности.
У меня была измерительная установка, на которой я мог работать только тогда, когда на улице не было трамвая, так как из-за него всё тряслось, на всех приборах стрелки шарахались. А у меня такого рода измерений было много, в том числе продолжительные по времени, где нужно делать точные замеры. Приходилось оставаться после рабочего дня и несколько раз - нарушать порядок. За зал, где была моя установка, отвечал один доцент. А зал большой был, метров 60. Я ему не подчинялся по диссертации, но с точки зрения комнаты он командовал парадом. В 6 часов вечера все должны уйти, а дверь - опечатать. А что мне 6 часов - времени-то мало. Я брал ключ на вахте, расписывался за него, но опечатанную дверь вскрывал. Пару раз до скандалов дошло, он нажаловался заведующему. Они пришли, начали ругать, говорить, что я тут, как домушник. А я им говорю - какой же я вор, я вскрыл и на бумажке поставил свою фамилию, я ни от кого не скрывался, вы мне не разрешили, но я больше подставлю кафедру, если вовремя не выйду на защиту, вот это действительно будет негатив для кафедры. А то, что я открыл, потом закрыл, при этом ни пожара, ничего, я же там не в карты играл, не с девушками развлекался. Они потом махнули на меня рукой: всё равно откроет, упертый. И несколько раз приходилось ночью остаться.
- Работы с диссертацией у вас было много…
- А у всех так, у кого работа связана с экспериментами, с железом, что называется, с установками, приборами, - это всегда очень длительное дело, не моментальное. Например, я полтора-два года собирал установки и только потом приступил к экспериментам. У всех аспирантов так было. Но мы, кто выпускались, были очень дружными, помогали друг другу методически. Жили такой интеллектуальной коммуной. Вообще на кафедре, а в дальнейшем в больших научных коллективах всегда интереснее работать, потому что ты общаешься с большим кругом людей, специалистов, и в научных дискуссиях набираешься уму разуму. Маленькие коллективы, они, конечно, обеднены коммуникацией, если 2-3 человека в группе. На кафедре у нас было человек 30-40, а в научно-исследовательском институте - 1200 сотрудников, одних только отделов 9 или 10 было, в моем отделе было более 60 человек.
«Мы не держались за мамину юбку»
После победы над Японией в 1945 году мои родители, офицеры – участники ВОВ вместе с полком были расквартированы под Читой. Папа в полку весь день, на службе, мама по окончании войны продолжала служить врачом в медчасти полка вплоть до моего рождения в 1946 году. Чита мне особенно не запомнилась, поскольку родители уехали из нее когда мне было два года.
А вот Улан-Удэ я уже, конечно, помню, в нем у меня много родственников по маме (Баранниковой Устине Васильевне). В 50-60 –х годах мой дядя Баранников Иннокентий Васильевич - Министр просвещения Бурятии, позже - академик Академии Педагогических наук СССР. Его сын и мой двоюродный брат Баранников Виллингтон выпускник МВТУ им. Баумана, Заслуженный мастер спорта, обладатель Кубка мира по боксу, чемпион Европы 1965 года, серебряный призер Олимпийских игр 1964 года в Токио. Двоюродная сестра Протасова Лариса - балерина, закончила Вагановское училище, Народная артистка Республики. Мой двоюродный дядя Убеев Вадим Прокопович – Мэр г. Улан-Удэ и Председатель Госплана Бурятии в 70- 80-х годах. Моя тетя Баранникова Елизавета Васильевна – доктор филологических наук, профессор Улан Удэнского университета.
В Улан- Удэ я жил лет до 8. Как и все послевоенные дети мы не были избалованы конфетами, игрушками, самое большое лакомство когда по воскресеньям родители покупали нам ром-бабу. Там жарко летом, зимой очень холодно, до минус 30-35 градусов, зато сухо и солнечно. Запомнилось, что зимой на рынке молоко продавалось из мешка на палках в замороженном виде - как эскимо. А летом на речке очень горячий песок – босиком по нему ходить было совершенно невозможно.
Улан-Удэ большой город, в слиянии рек Уда и Селинга. Да, Улан-Удэ я очень хорошо помню. В детский сад в те времена никто не боялся отпускать ребенка, и я там в 5-6 лет через весь город, по всем улицам, по всем перекресткам шёл в детский сад один. А сейчас попробуйте ребенка шестилетнего одного отпустить, чтобы он пошёл по городу. Мы послевоенные дети были более самостоятельными, не держались за ручку и за мамину юбку. Немного другая атмосфера была в отношениях между людьми и детьми. Было немного опасно ходить по городу из-за бродячих собак, но они детей не трогали, видимо понимали, что это детёныши. Там были большие горы, и сам город – на пересечённой местности. Поэтому склонов было много, в зимнее время их заливали, раскатывали, ну и просто - снег раскатают, ведро воды шарахнут… Там замерзало за 10 минут всё. И, наверное, метров 50-100 можно было катиться - гора высокая, будь здоров! Под машину, главное, не попасть внизу, когда скатишься. Вот такие детские впечатления. Зимой молоко на палке, а летом помидоры очень крупные. Там летом очень жаркая погода, и, видимо, хорошо вызревали эти овощи, рынок всегда был богатый. Не знаю, как там всё остальное, по магазинам я не ходил, а на рынок с мамой, с бабушкой часто. В Улан-Удэ родился мой брат, на 6 лет младше меня, мама уже окончила ординатуру, она акушер-гинеколог ( позже работала в Ленинградском мединституте им. Павлова заведующей акушерско-гинекологическим отделением). В Улан-Удэ я пошёл в школу – обычная средняя школа, ничего особенного: начальные классы, стриженные наголо все мальчишки, только чёлку оставляли - правила такие, у девочек косички. Там же начал учиться в музыкальной школе по классу фортепиано.
- Да, там были классы сдвоенные, 1 и 3, 2 и 4. Вот нас так учили: мы своё выслушаем, нам задание дадут, сидим, задание выполняем, а параллельно идёт урок у старшего класса. Мы там жили в полку в Висмаре, в офицерских домах на территории полка, типа хрущёвок - 4-5-этажные, без лифта. С немецкими детьми мы практически не общались, потому что жили как бы внутри забора, в части, и с городскими жителями и детьми мы не виделись. Солдаты в полку нас пацанов привечали и разрешали крутить всякие ручки пушек при их чистке и обслуживании. Но дома мне не разрешалось трогать папин пистолет или парадный кортик. Я помню школу и как мы во дворе играли всей ватагой в футбол. Вы не представляете - это же после войны, мячей не было. Знаете, что мы гоняли? Кирпич. У куска кирпича углы обобьем камнем и этот скругленный кирпич гоняем ботинками по двору.
- Сначала ботинкам доставалось, а потом нам, за эти ботинки. Такая жизнь, мячей не было в то время. Не знаю, общее состояние такое было, или у нас семья не очень обеспеченная, мама не работала – по её специальности в полковой медсанчасти там не было такого профиля, да и брат Виктор был маленький.
- Когда Вы переехали в Ленинград?
- Когда папу в 56-м году перевели учиться в академию в Ленинград. Он года три там учился, по окончании ему присвоили звание подполковник и после этого его направили служить в Ломоносов. Там до сих пор стоит артиллерийский учебный полк. В Ленинграде была академия артиллерийская, а пушки по городу таскать не будешь, вот они практиковались в Ломоносове, и папа там был заместителем командира полка. В Ломоносове мы жили довольно долго, если по классами вспоминать, с 5-го по 8-й. Я был твёрдый «четвёрочник», были и «тройки», и «пятерки», но я не очень обращал внимание на отметки. Учеба мне давалась легко, меня не ругали, родители не досаждали учебой. Сейчас моего внука иногда школят дома, а у нас всё по-другому было. Не то, что не хочешь - не учись, но без напряга, свободно, мама с папой пошли на свою работу, ты на свою. Менталитет такой, все должны трудиться, что-то полезное делать. В шестом классе мне удалось выиграть областную олимпиаду по математике и поехать на Всесоюзную олимпиаду, которая проходила в МГУ в Москве, это подвигло меня к более ответственному отношению к учебе и заставило задуматься о моей будущей профессии.
- В Ломоносове прекрасное времяпрепровождение летом, когда каникулы, потому что там большие, прекрасные парки, и мы ватагой на велосипеды сядем и гоняем человек по пять- десять. Тут же купание, и грибы, за парком леса начинаются, оставили велосипеды и пошли грибы собирать. Сейчас парк там отремонтировали, Китайский дворец, в Меншиковском дворце музей, а раньше там НИИ морской был, после войны вплоть до 80-х годов, сейчас парк привели в порядок, посадили растения, установили скульптуры, планировка напоминает Версаль. Каждый год мы бываем там, прогуливаемся, вспоминаем места. Помню, там, в Ломоносове, как-то снимали фильм «Кортик», и вот мы все мальчишки за забором встанем - нам же интересно… В нижнем парке тогда был стадион с дорожкой, где мальчишкой я стал первым на соревнованиях по велосипеду на «Орленке». В восьмом классе на Всесоюзном туристском соревновании-слете, который проходил в Ульяновске наша сборная команда школьников Ленинградской области, в которой меня назначили капитаном выступила довольно успешно. Во время соревнований я избрал нетривиальную тактику не бегать по азимуту через лесную чащу и болота, а, хорошо ориентируясь по карте, быстро бежать по дорожкам, просекам и тропинкам, в результате мы вышли в призеры. Все годы учебы в Ломоносове я дважды в неделю на электричке ездил один в Ленинград на занятия в музыкальную школу и дважды в неделю на тренировку по легкой атлетике в Ломоносове, и то, и другое мне нравилось и там, и там были определенные успехи.
Из Ломоносова папу перевели служить в Артиллерийскую академию в Ленинград,где я заканчивал 139 школу, 11-восьмой класс, было 12 параллельных выпускных классов, а также 12 десятых классов и 12 девятых классов, итого 36 старших классов. Колоссальная школа была, и по габаритам большая, и по составу педагогическому. Это в царские времена была гимназия, такая вот старая-старая. У нас школа была между заводом «Арсенал», где пушки делали, и тюрьмой «Кресты» на набережной Невы. Школа выходила на Неву, по весне мы на переменах всегда любили смотреть, как лед идет, а в теплое время наблюдали промышленный лов рыбы корчагами, которые с лодок крепили к тросам натянутым поперек Невы. Вообще за время учебы мне пришлось 8 раз менять школу, т.к. отца часто переводили служить из одного места в другое и семья ехала за ним.
- Я всегда любил технические предметы: геометрию, алгебру, физику, в старших классах – токарное дело. В старших классах мальчиков обучали профессии токаря, практику мне посчастливилось проходить на легендарных заводах «Кинап» и «ЛМЗ». В старших классах полюбил химию, поскольку у нас был прекрасный преподаватель. Через преподавателя я и полюбил предмет, а был бы другой преподаватель, не интересный, меня бы эта область и не заинтересовала. Много через человека делается. Кроме учебы много времени уделял спорту: легкой атлетике, баскетболу, а также фортепиано.
«С детства хотелось быть технарём»
- С детства хотелось технарём быть. Когда подрос и начал в терминологии разбираться, понял, что хочу быть инженером-механиком, изобретателем как Кулибин, Туполев или Калашников. И я пошёл на механический факультет Технологического института, хотя в Питере можно было в Политех пойти или Военмех. Брат Виктор у меня до сих пор в Политехе, д.т.н., профессор. А к специализации я пришёл так. В год, когда мы поступили, в 64-м, была организована кафедра «Машин и технологии переработки пластмасс», она с 3-го курса начала набирать себе студентов, чтобы уже выпускать инженеров. Потому что первые три курса идут общеобразовательные предметы, там весь поток в 100- 120 человек учит одни и те же предметы без привязки к специализации, а вот с 3-4-го курса к нам уже начали приходить зав. кафедрами, доценты, зазывать на свои выпускающие кафедры и специальности. Очень интересный у нас был заведующий кафедрой. Мне было лет 20 тогда, я был на 3-м курсе, ему было 32, очень молодой профессор, динамичный: Мирзоев Рустам Гусейнович. Как он лекции читал! Он всё помнил, все биномы и матрицы без бумажки. У него видимо хорошая память была, я помню как-то читал нам стихи Гамзатова. Лекции читал также профессор Кугушев Илья Дмитриевич, позднее он был Ректором Технологического института целлюлозно-бумажной промышленности.
- У меня наверное от рождения развито пространственное воображение, поэтому мне легко давались такие предметы, как начертательная геометрия, теория машин и механизмов, детали машин, конструирование машин и механизмов. Я до сих пор могу виртуально взять литьевую форму, в уме сделать сечение и вращать эту конструкцию в голове, то, что сегодня делают на компьютере. Думаю это не редкость и наверное многие конструкторы имеют подобные мозги. Есть и другие примеры - супруга у меня гуманитарий- биохимик, кандидат наук и помнит все исторические даты, кто в какое время правил, кто чьим был супругом в европейских и российских династиях. Такая у нее избирательная память, а у меня другая избирательность. Если я что-то обсуждал, конструкцию формы, например, даже 20-30 лет спустя, я помню и могу детально нарисовать. А номера телефонов не вижу смысла помнить - я в записной книжке могу их найти.
- В институте последние два курса - это уже в основном была специализация по кафедрам, допустим, рабочие органы оборудования по переработке пластмасс, или технологическая оснастка, или основы прочности машин по переработке пластмасс. Когда институт закончили, а у нас одновременно выпускались две группы, человек по 22-25 в каждой. И многих из нас на кафедре оставили, видимо заведующий профессор Мирзоев Р.Г. договорился, а кафедра молодая, нуждалась в младшем персонале преподавательском, ассистентах. И человек 10-12 от этих двух групп остались после выпуска на кафедре в разных ипостасях. Я сразу в аспирантуру поступил. Мне повезло - я к тому времени параллельно с институтом закончил Государственные курсы иностранных языков и уже прилично знал английский, а другие ребята немножко засиделись на старте, но потом через год-другой нагнали. Кто-то работал инженером на кафедре, кто-то ассистентом, но в итоге все, кто остались на кафедре, в течение 5-8 лет защитились. Но мне легче было, потому что я закончил аспирантуру и занимался только своей диссертацией, а многие занимались какими-то кафедральными делами и между делом - диссертацией. Диссертация у меня была по теме «Исследование остаточно-напряженного состояния отливок из пластмасс на примере литья под давлением полистирола». Тему я сам себе выбрал, её утверждали на кафедре и на ученом совете, и там засомневались, что я выполню работу за три года. Кто-то сказал, мол - он сам выбрал, ну провалится и провалится. Мне мешать не стали, и я этим занялся. Тема действительно методически сложная, потому что там нужно измерять очень малые деформации на уровне микронов.
Мне необходимо было спроектировать и собрать две установки : первая на базе червячной литьевой машины для литья деталей - образцов, оснащенной системой электронных датчиков и записью технологических параметров и вторую - измерительный комплекс малых деформаций литьевых деталей-образцов с использованием тензометрии и бесконтактного оптического измерителя малых деформаций микронной точности.
У меня была измерительная установка, на которой я мог работать только тогда, когда на улице не было трамвая, так как из-за него всё тряслось, на всех приборах стрелки шарахались. А у меня такого рода измерений было много, в том числе продолжительные по времени, где нужно делать точные замеры. Приходилось оставаться после рабочего дня и несколько раз - нарушать порядок. За зал, где была моя установка, отвечал один доцент. А зал большой был, метров 60. Я ему не подчинялся по диссертации, но с точки зрения комнаты он командовал парадом. В 6 часов вечера все должны уйти, а дверь - опечатать. А что мне 6 часов - времени-то мало. Я брал ключ на вахте, расписывался за него, но опечатанную дверь вскрывал. Пару раз до скандалов дошло, он нажаловался заведующему. Они пришли, начали ругать, говорить, что я тут, как домушник. А я им говорю - какой же я вор, я вскрыл и на бумажке поставил свою фамилию, я ни от кого не скрывался, вы мне не разрешили, но я больше подставлю кафедру, если вовремя не выйду на защиту, вот это действительно будет негатив для кафедры. А то, что я открыл, потом закрыл, при этом ни пожара, ничего, я же там не в карты играл, не с девушками развлекался. Они потом махнули на меня рукой: всё равно откроет, упертый. И несколько раз приходилось ночью остаться.
Есть воспоминания о Д.И. Менделееве, который был фанатичным химиком и ему часто приходилось неотрывно вести химические реакции десятки часов подряд не покидая лабораторию. Я, конечно, не причисляю себя к ученым такого масштаба, но примеры настойчивости, упорства в достижении цели помогали в моей работе в аспирантуре, да и позже. Для меня жизнь и творчество Д.И. Менделеева - пример для подражания. Мало кто знает, что в молодости он был агентом Генштаба Российской армии в Германии и, устроившись на железнодорожной станции составителем поездов, количественно определил состав бездымного пороха, в котором нуждалась российская армия. Для этого им был составлен материальный баланс грузов поступавших на один из пороховых заводов (только очень талантливый человек мог придумать и блестяще реализовать такую комбинацию). Позже производство бездымного пороха было налажено Менделеевым на Охтинском пороховом заводе, на территории которого я сейчас работаю.
- А у всех так, у кого работа связана с экспериментами, с железом, что называется, с установками, приборами, - это всегда очень длительное дело, не моментальное. Например, я полтора-два года собирал установки и только потом приступил к экспериментам. У всех аспирантов так было. Но мы, кто выпускались, были очень дружными, помогали друг другу методически. Жили такой интеллектуальной коммуной. Вообще на кафедре, а в дальнейшем в больших научных коллективах всегда интереснее работать, потому что ты общаешься с большим кругом людей, специалистов, и в научных дискуссиях набираешься уму разуму. Маленькие коллективы, они, конечно, обеднены коммуникацией, если 2-3 человека в группе. На кафедре у нас было человек 30-40, а в научно-исследовательском институте - 1200 сотрудников, одних только отделов 9 или 10 было, в моем отделе было более 60 человек.
После завершения написания диссертации я закончил аспирантуру: Ученому Совету достаточно представить рукопись, что эти три года ты не болтался, а сделал литературный обзор, провел эксперименты, обобщил экспериментальные результаты, опубликовал полученные результаты. Работа над диссертацией - это учебный процесс, связанный с повышением квалификации. Я предъявил рукопись диссертации и Совет решил, что я успешно закончил обучение в аспирантуре. Потом нужно было напечатать диссертацию и автореферат. Рукопись я представил страниц на 200, когда перевели на машинку получилось страниц 140. Дальше встал на очередь по защите, и через 8-9 месяцев после окончания аспирантуры защитился на Ученом Совете в 1973-м году. Всё по плану шло.
